В Москве набирает обороты скандал вокруг двух детей, якобы «усыновленных гей-парой». В ситуацию уже вмешались СК и СПЧ при президенте, проводятся дополнительные проверки, привлечены психологи, возбуждено уголовное дело. Но с юридической точки зрения ситуация выглядит совсем не так, как ее пытаются представить в некоторых СМИ. Что же произошло?
Скандал начался с того, что в одну из московских больниц был доставлен ребенок с подозрением на воспаление аппендицита. В ходе беседы с маленьким пациентом врачи выяснили, что он живет «с двумя папами». Медики приняли решение обратиться в полицию.
Мальчик был усыновлен, как утверждалось изначально, «гей-парой», причем давно – в 2010-м году. У него есть брат (тоже усыновленный), а у его приемного отца – постоянный партнер.
Полиция проверила эту «нетрадиционную семью», каких-либо нарушений прав детей выявлено не было. Однако СК возбудил уголовное дело по статье «Халатность» в отношении сотрудников соцзащиты, которые, по мнению следствия, допустили «нарушение законных интересов граждан, а также охраняемых законом интересов государства». Там полагают, что воспитание в «однополой семье» «формирует у детей искаженные представления о семейных ценностях, нанося вред их здоровью, нравственному и духовному развитию».
При этом никто из сотрудников соцзащиты по этому уголовному делу не проходит. Оно просто есть – и всё.
История вызвала ажиотаж, и в рамках развязавшейся дискуссии звучали предельно радикальные мнения типа «детей отобрать, причастных посадить». Тут уже стоит остановиться и хорошо подумать.
Для начала разберемся, как на эту ситуацию смотрит закон. Не СК, а именно закон.
Первое. Это может показаться странным, но законодательство РФ, как и законодательство большинства стран мира, никак не увязывает право на усыновление с сексуальной ориентацией усыновителей. И это не вопрос защиты равноправия, актуальный, к примеру, для США, это вопрос юридической практики – не существует такой справки, которая подтверждала бы «традиционную» или «нетрадиционную» сексуальную ориентацию. Соответственно, у потенциальных усыновителей ее не требуют – и не должны. Какой-либо «проверки ориентации» также не существует и не может существовать.
Потому что, а как? Крепить к потенциальному усыновителю датчики и исследовать уровень его возбуждения от просмотра гей-порно? Отдает кошмарной антиутопией. Повесить в его спальне скрытую камеру? Преступление по определению.
При этом любой гражданин России (как и любой гражданин практически каждой страны мира у себя на родине) имеет право претендовать на усыновление оставшегося без родителей ребенка. Приоритет по понятным причинам отдается семейным парам, но усыновителями могут выступать и одинокие люди. Всех кандидатов проверяют по ряду объективных критериев, а именно: доход, жилищные условия, состояние здоровья, наличие судимостей и зависимостей, после чего будет принято решение – отдавать ребенка на усыновление или нет. Сексуальная ориентация – это не объективный критерий, не говоря уже о том, что частная (читай – альковная) жизнь граждан охраняется законом, если не входит в противоречия с УК.
Второе. В российском законодательстве вообще нет такого понятия – однополая семья, на территории страны не заключаются и не признаются гей-браки. То есть с юридической точки зрения однополой семьи, о которой сейчас идет речь, просто не существует. Существуют лишь двое мужчин, живущих вместе и ведущих общее хозяйство, при этом один из этих мужчин является приемным отцом двоих детей, а второй этим детям никто. Согласно нашему семейному кодексу, нельзя двум людям усыновить одного и того же ребенка, если они не состоят в законном браке.
Впрочем, есть исключение: Семейный кодекс запрещает усыновление иностранцам, состоящим «в союзе, заключенном между лицами одного пола, признанном браком и зарегистрированном в соответствии с законодательством государства, в котором такой брак разрешен». Это порождает своего рода парадокс: если бы в России тоже заключались гей-браки, однополым семьям (уже официально – семьям) было бы запрещено усыновлять детей. А пока однополых семей юридически не существует, запретить им этого нельзя.
Возможно, об этом парадоксе стоит задуматься тем, кто выступает против легализации гей-браков.
Применительно к обсуждаемой истории также стоит добавить, что на момент усыновления никакой «однополой семьи» не существовало не только юридически, но и фактически: со своим партнером приемный отец обоих детей сошелся, уже будучи состоявшимся папой.
Из этого вытекает третье юридическое обстоятельство: в данной ситуации никто из сотрудников соцзащиты не может нести ответственности ни по статье «Халатность», ни по любой другой. В силу того, что они не имеют никакого отношения к вопросу выбора сексуального партнера тем или иным усыновителем. Их обязанность – проверять, в каких условиях воспитываются дети, причем право вмешиваться в частную жизнь семьи сильно ограничено.
Иначе обстоят дела в странах, где развита ювенальная юстиция: там социальный работник обладает огромными полномочиями и может забрать из семьи ребенка – как приемного, так и родного – при наличии малейших подозрений на «неправильное воспитание». Отсюда многочисленные истории о россиянках, у которых отобрали детей в Финляндии или Швеции, где соцработники практически всемогущи и могут вершить чужие судьбы буквально по щелчку пальца.
Кстати, категорически против введения ювенальной юстиции в России (сиречь мало чем ограниченной возможности государства вмешиваться в семейную жизнь) у нас выступает консервативная общественность, а не либеральная.
Правом изъять ребенка из семьи в России обладает только суд. Для которого, повторимся, не существует понятия «однополая семья» – и у которого нет юридической возможности ограничивать ЛГБТ-персон в желании заводить детей через усыновление, суррогатное материнство или донорское оплодотворение (гей-пары, напомним, бывают еще и женскими).
Исходя из всего этого, заведенное СК уголовное дело изначально обречено. Но возможно другое – в том случае, если усыновленные дети стали жертвой какого-нибудь преступления. Только это в равной степени касается любых усыновителей: одиноких, замужних, розовых или голубых – никакой разницы.
В описываемом случае о преступлении и речи нет. Как заявила уполномоченный по правам человека в Москве Татьяна Потяева, по результатам проверки, проведенной органами опеки, выяснилось следующее: «дети занимались в многочисленных кружках, хорошо учились, в воспитании детей помогала бабушка и няня, они постоянно были в контакте с детьми, выезжали на отдых». В конечном итоге «у органов опеки не было никаких причин сомневаться в том, что дети находятся в надлежащем состоянии».
Остаются только ни на чем не основанные суждения о том, что в однополых семьях дети неизбежно подвергнутся растлению, хотя гомосексуальность и педофилия – совершенно разные понятия. С тем же основанием можно утверждать, что все удочеряемые девочки подвергнутся растлению со стороны приемных отцов. К общему ужасу, подобное действительно иногда случается – и таких случаев не так уж мало, но они не ставят под вопрос важность института приемных семей.
Другой столь же популярный и столь же бездоказательный довод гласит, что выросшие в однополой семье дети будут неполноценными. Хотя именно в России особенно много людей выросло в однополых семьях формата «мама плюс бабушка». Их «неполноценность» – предмет для публицистических дискуссий, но не научных и не юридических.
В целом мы имеем следующую ситуацию: безнадежное уголовное дело без подозреваемых породило вокруг семьи (будем оперировать принятыми у нас юридическими категориями, по которым семья – это двое детей и усыновивший их отец) потенциально вредный ажиотаж. При этом к самой семье у СК претензий нет, только к органам опеки.
Раз есть дело, будет и работа по нему – с допросами, процедурами, сбором доказательств (интересно, как выглядят доказательства «ущерба, нанесенного нравственному и духовному развитию детей») и дополнительной шумихой. И если бы закон не запрещал разглашение практически любой информации о детях и их приемных родителях, жизнь этой семьи, где отец, по имеющимся данным, хорошо справляется со своими обязанностями и заботится о благополучии усыновленных, превратилась бы в ад. Излишне пассионарные и непримиримо настроенные к ЛГБТ граждане обязательно этому бы поспособствовали.
Пожалуй, худшее, что можно было бы представить в данной ситуации, это насильное изъятие из семьи детей, усыновленных по закону и воспитываемых по всем правилам, на том основании, что их приемный отец – гей. Появлению такого сюжета будут безумно рады западные пропагандистские ресурсы, занятые целенаправленной демонизацией России.
В Европе это воспримут примерно так же, как воспринимается теперь политика Австралии, вошедшая в историю под названием «Украденные поколения». Эта откровенно фашистская практика подразумевала принудительное изъятие детей из семей аборигенов под предлогом их защиты и «правильного воспитания».
А в будущем это будет восприниматься так и нами самими. Оборону от идеи узаконивания гей-браков консервативная Россия будет держать еще какое-то время, но вряд ли всегда. Мировая тенденция налицо: даже в БРИКС, позиционирующем себя в качестве «альтернативы» западному глобализму, «сдались» уже две страны из пяти – Бразилия и ЮАР. В Европе легализация однополых семей за считанные годы продвинулась к границам Польши, Румынии и Словакии, а однополых партнерств (от брака они зачастую отличаются только названием и процедурой регистрации) – к границам самой России, захватив пространство бывшего СССР (конкретно – Эстонии). Аналогичные процессы происходят в Южной Америке, не говоря уже о Северной, а «держатся» пока только Азия с Африкой. И сложно спорить с тем, что русское общество значительно ближе к французскому или аргентинскому, чем к иранскому, китайскому или зимбабвийскому.
