Больше 17 тысяч аборигенов Ямала и сегодня, как и столетия назад, кочуют вместе со стадами оленей. Они живут в чумах, шьют одежду из шкур, сшивая их, как в старину, жилами оленей. Человек из мегаполиса в таких условиях и сутки не проживет, не зря же Ямал с ненецкого означает — «край света».
Причем, вопреки стереотипам, эти народы не назовешь вымирающими, — за последние восемь лет численность аборигенов на Ямале увеличилась на 40 процентов. Что сегодня их заботит, разбирался наш корреспондент, побывавший в стойбище оленеводов на Ямале.
— Да вы в чум проходите, холодно на ветру стоять, — широко улыбаясь, говорит Римма Тоболько, хозяйка жилища, она же чумработница. — Вот строганина из щекура, вот тушеная оленина, а это — морошка с кедровыми орехами и сгущенкой, — все натуральное, угощайтесь.
В чуме жарко от натопленной "буржуйки", что особенно ощущаешь с мороза. Римма Алексеевна говорит, что у них всегда так жарко, — не только ради нас, гостей. Скорее ради трехлетнего Артемки, он кочует, — "каслает", как говорят родители, — вместе с ними по тундре. В семье у Риммы и ее мужа Виталия пятеро детей, четверо сейчас в интернате, приезжают только на каникулы.
— Скучаем, а куда деваться, ЕГЭ потом как сдавать, без интерната? Когда в первый класс отправляем, уговариваем, мол, там же фрукты, конфеты будут давать, — надо ехать. Соглашаются, а потом рвутся домой, обратно в тундру, — говорит Римма Алексеевна.
Кочевая школа, о внедрении которой так много говорили на Ямале, стремясь, чтобы дети учились в местах кочевий родителей, чтобы можно было не отрывать их от семьи, осталась большой светлой мечтой. Нереально организовать качественное обучение в тундре, когда маршруты каслания простираются на сотни километров, к каждому чуму педагогов ведь не приставишь. Так что пока альтернативы школьным интернатам не придумано. И тундровики это понимают. Давно уже никто не прячет детей от школьного вертолета перед первым сентября, как это было 50 лет назад. Сегодня в интернатах Ямала учатся около пяти тысяч детей. Некоторых из самых отдаленных территорий домой забирают только на лето.
— А вы можете в газете написать, чтобы придумали такой закон, чтобы на материнский капитал можно было купить снегоход, чтобы мы могли чаще детей навещать, в поселок по делам ездить, — спрашивает Римма Алексеевна, — у нас капитал уже за двоих детей скопился. На жилье не надо, со своим чумом кочуем, а вот техника очень нужна.
Снегоходы в тундре имеют только самые богатые оленеводы. У кого оленей не меньше двух тысяч. Задавать вопрос, сколько у тебя оленей, считается верхом неприличия. Это все равно что любого из нас спросить, сколько у тебя денег на карточке. Олени для тундровиков — и есть самая настоящая валюта. Виталия и Римму Тоболько к богатым не отнесешь, как говорят они сами, на жизнь хватает — и ладно. К слову, средняя зарплата оленевода на Ямале всего 30 тысяч, при том, что средняя по региону — больше ста.
Вот как прокомментировали вопрос о возможности использования маткапитала на приобретение техники руководитель правовой службы Ассоциации коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Антонина Горбунова: "Мы подготовили предложение по включению в материнский капитал дополнительных возможностей для представителей коренных народов. Но в профильном комитете Госдумы получили разъяснение, что маткапитал может использоваться только для капитальных инвестиций — в жилье или образование. Так что бороться продолжаем.
Еще одна серьезная проблема для оленеводов на Ямале — то, что на законодательном уровне до сих пор не определен статус оленеводов-частников. Их невозможно причислить, скажем, к ведущим личное подсобное хозяйство, потому что главный критерий для последних — владение определенным земельным участком. А какой участок у оленевода, когда он гоняет оленей на площади в тысячи километров? Отсутствие статуса мешает участвовать в госпрограммах, получать дотации.
До сих пор не приобрела профессиональный статус и чумработница. Хотя в прошлом году их уже намеревались внести в реестр профессий. Чумработница — не просто жена оленевода и домохозяйка в привычном для нас смысле, — на ней лежит тяжелый воз по ведению всего хозяйства. Именно она должна поставить чум, пока муж гоняет оленей. Причем уложиться нужно всего за 40 минут, а иначе на морозе в минус 50 градусов вся семья просто замерзнет. Чум между тем состоит из огромных тяжеленных шестов и не менее чем сорока шкур оленей. Чумработница шьет шубы и обувь для всего семейства, она же помогает разделывать оленей, готовит еду. Это и есть ее работа, причем очень тяжелая.
Президент Ассоциации коренных малочисленных народов Севера, депутат Госдумы Григорий Ледков обнадежил "РГ": за чумработниц мы боремся, и думаю, в этом году их статус точно будет определен. Это значит, они смогут на законных основаниях получать зарплату, а значит, и пенсию.
