«Уличная» политика подчиняется жестким законам жанра: вывел на улицу критическую массу – добился своего. Если оппозиция мобилизует 0,5-1,5% населения города – она демонстрирует свою силу и заставляет любой режим, даже авторитарный, идти ей на уступки. Не дотянул – показал свою слабость и проиграл даже в глазах своих сторонников.
Для власти страшно не то, что на улицы вышли, скажем, 100 тысяч разгневанных хомячков – а то, что критическая масса вызывает цепную реакцию, психическое заражение. Если участники манифестации расходятся по домам с уверенностью, что «мы им показали кузькину мать», вдохновлены их оптимизм («можем повторить!») – это заражает пассивных и аполитичных сограждан. И даже притягивает колеблющихся сторонников власти.
Социальные сети тут выступают не только градусником, замеряющим политическую температуру, но и инструментом ее разогрева. Чем этот разогрев сильней – тем больше людей выходит на акции протеста. Чем больше их выходит – тем убедительнее успех и выше эмоциональный накал участников протеста, радикальней их требования. Тем выше их активность в соцсетях – которая выгоняет еще больше протестующих на улицу.
Сбить эту динамику никакими точечными арестами и штрафами нельзя. А применять массированное насилие для режима может быть равноценно самоубийству. Насилие даже в случае затухающей динамики иногда становится мощным катализатором протеста. Вспомним, к чему привел разгон в Киеве затухающего Евромайдана от 30 ноября 2013 г. Две тысячи беркутовцев легко разметали тысячу протестующих, но на следующий день на улицы вывалили до 500 тысяч киевлян – каждый шестой! Именно это и дало толчок цепной реакции массового протеста, покончившего с режимом Януковича.
Вот почему очень важно вывести на улицу именно критическую массу – 0,5-1,5% населения города. От этого зависит дальнейшая судьба социальных процессов – либо обвал, если планка не взята; либо лавинообразное нарастание протеста в случае преодоления порога.
Думаю, теперь вы легко ответите на вопрос, зачем власти разрешили митинг 20 июля на проспекте Сахарова. На самом деле они его не разрешили, а инициировали с очевидной целью абортировать процесс. Кто-то, может, возразит: известно же, что сначала заявку подали левые кандидаты от «оппозиционных» партий – Федоров, Кагарлицкий и Жуковский, которые де не могли действовать в интересах властей. А почему собственно?
Во-первых, уже давно пора забыть словосочетание «оппозиционные партии». Нет таких партий! Есть системные партии, оппозиционные лишь по отношению друг к другу, потому что конкурируют за кормовую базу.
Во-вторых, почему в тот момент, когда внесистемщики раскручивали площадку на Трубной площади и даже пытались завлечь народ к мэрии и горизбиркому, Кагарлицкий и Ко без всяких консультаций с Навальным и Гудковым избрали этот загончик на Сахарова? Расчет прозрачен: разбить протестующих на два лагеря не только идеологически, но и территориально. Пусть кучка радикалов бузит в центре, а на Сахарова будут умеренные недовольные.
В-третьих, почему инициаторы митинга заявили количество участников в 10 тысяч? Уже в заявке они загодя расписались в своем поражении, потому что заявка на победу – это 60-80 тысяч минимум. Опять же, у властей развязываются руки – они могут просто отсечь от места проведения мероприятия всех, кто придет после исчерпания лимита в 10 тысяч.
В-четвертых. Если «оппозиционер» годами получает спонсорскую помощь от режима, то и бороться с ним он будет – ну, скажем так, без фанатизма. Кто же заинтересован в том, чтобы твой кормилец сдох? Главный источник существования «Справедливой России» и КПРФ – бюджетное финансирование, которое они сами себе назначили соответствующим федеральным законом. И если у такой «оппозиции» случается приступ «протестной активности» – значит, ее об этом попросили кураторы. И по их решению та же «СР» готова аннулировать недрогнувшей рукой решение о выдвижении всего списка своих кандидатов – как уже было например в Башкирии в 2013 году.
Все сказанное выше даже если для кого-то и послужит откровением, является рутиной социально-политического контроля. И в Администрации президента, и в московской мэрии, и в любой региональной администрации есть служба внутренней политики, чья задача – не допускать социальную активность до деструктивного протеста. Все потенциальные риски заранее выявляются – и придумываются способы их нейтрализации в рамках прямого и опосредованного управления.
Да, не всегда и не везде эти службы оправдывают доверие партии и правительства. Ну так и наказывают их за это строго. Многие губернаторы лишились своих постов за то, что не контролировали в у себя именно политическую, а не экономическую обстановку. Утрата этого контроля – самый страшный грех, который может совершить путинский чиновник. Воруй сколько влезет, но будь добр держать народ в повиновении.
И тут есть еще очень важный момент. Просто толпа на площади особых проблем для власти не создает. Помните, как в Москве бузили на Манежке футбольные фанаты, били морды полицейским и жгли фаеры. Власть проглотила это легко: там же не было политических требований, требовали наказать каких-то кавказцев за убийство русского фаната. Да ради бога, хоть десяток их посадим! То же самое в случае с постройкой храма в Екатеринбурге или помойкой в Шиесе. Абортируется такой протест без особых усилий.
Городские власти уральской столицы отказались от вырубки сквера под храм – и тем самым сбили протестную волну. С протестами экономического характера несколько сложнее. Тут уже нужно думать о цене вопроса. Скажем, требуют работники градообразующего предприятия поднять зарплату на 50%, что будет стоить 5 млрд в год. Если цена приемлема, зарплату поднимают. Не на 50%, конечно, а на 20%, но даже такой компромисс демотивирует бунтовщиков, которые еще вчера били стекла в заводоуправлении и мэрии.
Власть боится не радикализации протеста, а его политизации. Политические требования всегда конкретны. Только представьте, что толпа завтра потребует отставки главы ЦИК, уголовного преследования непосредственных исполнителей фальсификаций в ТИКах и УИКах и отмены результатов выборов.
Первое и второе – не вопрос. Но признание выборов несостоявшимися – на это Кремль не может пойти без фатального ущерба для себя.
Общество воспринимает сам факт выхода десятков тысяч людей на улицу как свою моральную победу, а то, что власть не решилась применить силу для подавления выступлений – как ее слабость. Чем больше людей выходит на улицу – тем обширнее и радикальнее их требования (отставка губернаторов, замешанных в фальсификации итогов голосования, отмена выборов), тем сложнее эти требования игнорировать.
В итоге власть должна сделать выбор – или идти на уступки обществу, или применять силу. Но последнее, как уже сказано, может только поднять волну протеста. И чем раньше правящий режим начнет диалог с протестующими, чем большие уступки сделает, тем быстрее конфликт будет погашен. Когда уступки даруются, а не завоевываются – это здорово снижает весь накал борьбы.
Однако даже маленькая кучка протестантов способна дестабилизировать благостную картинку, если решительно выдвигает системные политические требования. Такие, у которых есть большой потенциал общественной поддержки и которые власть принципиально не способна выполнить без ущерба для себя. Сегодня такими могли бы стать требования коренных изменения правил выборов – то есть демократизации в стране и допуска в политическое поле несистемных игроков.
Но митинг 20 июля выдвинул не политические требования, а сугубо корпоративные, групповые, личные. Само мероприятие было заявлено как митинг за допуск на выборы отвергнутых избиркомом кандидатов. И даже не всех, а лишь «оппозиционных»!
Но это не политическое требование свободных выборов и изменения политической системы – а лишь попытка в рамках существующей откусить какую-то добавку для себя. Навальный в своем шантаже зашел слишком далеко, пообещав акцию протеста уже возле московской мэрии, если его кандидатов не допустят к выборам – за что и схватил 30 суток ареста. Другие протестанты, одержимые желанием оттяпать свой кусочек власти, тихо позлорадствовали по этому поводу и ни на какой немедленный протест под лозунгом «Свободу Навальному!» не вышли.
Правящий режим выстроил систему имитационных выборов. Это вообще не избирательная система, а комплекс фильтров, через которые проходят только те кандидаты, которые устраивают власть. Это казино, которое всегда гарантированно выигрывает – и вышвыривает на улицу клиентов, обобранных до нитки… И вот птенцы из гнезда Навального пришли туда с кучкой медяков в кармане, мечтая сорвать джекпот. Естественно, их, в очередной раз проигравшихся, оттуда грубо поперли. И они сейчас требуют пустить их опять к карточному столу к шулерам, желая отыграться. Маразм!
Политическая задача настоящей оппозиции – это консолидация протеста, мобилизация самых широких социальных групп под общими политическими требованиями. На деле же Навальный и Ко политические требования не расширяют до общегражданских, а сужают их до уровня клановых. Более того, они вообще деполитизируют их: мол допустите Соболь и Яшина поиграться с режимом в наперстки на выборах – и мы не будем бузить. Это не политический протест, а примитивный торг.
Фактически Навальный страстно желает инкорпорироваться во власть, предлагая свои условия сделки: вы признаете меня ровней и допускаете в систему, а я перестаю создавать вам проблемы. Именно поэтому Навальный не хочет расширения протестной базы. Ведь если к протесту примкнут широкие массы недовольных, для которых он не является авторитетом, такой протест он уже контролировать не сможет. Соответственно утратит и возможность торга с властью.
Более того, в этом случае он станет в глазах Кремля экстремистом, вышедшим из-под контроля, и нежелательным свидетелем прошлых сделок с ним, что создает личные риски для него. А Навальный, знающий цену качественного зарубежного отдыху в промежутках между каталажками, как бы входящими в круг его деятельности, смел лишь до определенной степени. За красную линию не только не выходит, но даже приближаться к ней побаивается.
Осторожность, обостренное чувство самосохранения – очень полезные качества для политика, это я без всякой иронии говорю. Но революционный политик, политик-преобразователь должен любить риск, стремиться к нему, играть на обострение, даже блефовать. Навальный по своему типажу – системный демократический игрок ведомого типа. Костыль власти. И никакой Че Гевара, конечно, из него не выйдет.
Вот собственно и все, что я хотел сказать о внесистемной «оппозиции» и ее главной звезде на московских митингах протеста. Имея эти вводные, легко спрогнозировать, чем закончатся эти аполитичные протесты под лозунгом «Допускай!» Ничем. Протест уже слит.
Впрочем если мы имеем дело с некой многоходовкой по дискредитации Собянина со стороны его друзьями по кремлевскому террариуму, где Навальный выступает в роли инструмента, тема может получить развитие. Но это – всего версия в порядке ныне модной конспирологии.
Скажу во имя справедливости и слово в защиту Навального. Он –зеркальное отражение многих из вас. Труслив, потому что вы трусливы. Идет на сделку с совестью, потому что вы делаете то же самое каждый день. Вы – недовольны Путиным, коррупцией, мусорским беспределом. ухудшающимся материальным положением, пенсионной реформой и повышением налогов. Вы готовы протестовать против всего этого. Но это – не политический протест. Политический протест – это не когда вы пищите «Нет пенсионному грабежу!», а когда желаете отправить на свалку истории тех, кто вас ограбил. Это борьба за власть, а не за ее милостивые уступки.
Когда наш народ дорастет до политической борьбы – тогда лишь и появятся настоящие борцы, лидеры протеста. Они вырастут из народной среды в условиях разогретой политической температуры. А из тусовки нынешней либеральной оппозиции, борющейся сугубо за свой личный интерес и статус, может вырасти только ловкий интриган и конъюнктурщик, которому важна только сама околовластная борьба. Ибо она – кормящая его мать родна. А результат, на который надеются прильнувшие к нему по легковерию сторонники, ему не нужен вовсе, по определению. Ну разве в виде повышения его же ставки в том политическом казино, где он нашел какую-то свою выигрышную циферку.
