7 июля, в деревне Лапино Одинцовского района Московской области на Хуторе Захара Прилепина прошел «Первый Пикник для всех любителей исторического и культурного просвещения» под названием «Писатели против историков». Несколько слов о Хуторе… Он создан в Подмосковье по инициативе Прилепина как своего рода «наш ответ» Дрвенграду Эмира Кустурицы — этногородку в Сербии, построенному целиком из дерева, включая мостовые, и ставшему одновременно туристическим центром, местом отдыха и культурной площадкой, где проходят кино- и музыкальные фестивали. Подружившись с Кустурицей и побывав в Дрвенграде, Прилепин решил создать что-то подобное в России. В результате и получился Хутор Прилепина в Подмосковье, не такой масштабный, как Дрвенград, но по-своему тоже интересный, как всякая креативная идея, которая остается не только на уровне неопределенных мечтаний, а находит воплощение в материи.
Смотрел отзывы о Хуторе в интернете. Они разнятся от восторженных до отрицательных, от «место силы» до «непонятно что». Но факт, что под Москвой появился новый культурный и туристический центр. Это можно только приветствовать.
Теперь о Пикнике… Программа интересная. Писатели (Сергей Шаргунов, Захар Прилепин, Алексей Колобродов и другие) по идее должны спорить с историками (Егор Яковлев, Юрий Никифоров, Борис Кипнис и другие) на разные серьезные темы: от эпохи Петра I и пугачевщины до русско-японской войны и истории СССР. Почему они непременно должны спорить — я не знаю, но сейчас в моде так называемые интеллектуальные «баттлы». И так ли уж важен формат? Куда важнее другое…
Между писателями и историками всегда шел и сегодня происходит такой негласный спор. Историки считают, что писатели часто лезут не в свое дело и пишут на исторические темы, не изучив их досконально, пишут наобум, произвольно, субъективно, толком не разобравшись и, следовательно, «перевирая факты» и делая неправильные выводы. Классический пример — «Война и мир». Негодования по поводу искажения исторических фактов, реалий Отечественной войны 1812 года начались сразу же после выхода романа в свет. Критика его как «исторического романа» продолжается и сегодня. Но воспринимать войну 1812 года не только Россия, но и весь мир все равно будет по Льву Толстому.
Писатели будут спорить с историками на серьезные темы: от эпохи Петра I до истории СССР
Историкам это обидно, понимаю. И то, что Гражданскую войну будут воспринимать по Шолохову, а историю ГУЛАГа по Солженицыну. И то, что никакие, самые подлинные исторические документы не смогут опровергнуть художественных версий этих событий. И главное то, что это уже навсегда. Потому что великие произведения слова пишутся навсегда, а историческая наука, как всякая наука, имеет временный характер. Она развивается, она сама с собой постоянно спорит и себя опровергает. В истории есть прогресс, а в литературе — нет. И поэтому, как ни странно, Гомер всегда будет актуальнее историков античности. Даже если Гомера вообще не было, как не было никакой Елены, из-за которой началась Троянская война. Если вообще она была, Троянская война, потому что есть историки, которые с этим не согласны. Есть историки, отрицающие Куликовскую битву (во всяком случае, смысл, который ей придается), но Куликовская битва останется в истории, а главное — в сознании людей, потому что есть «Задонщина» неизвестного древнерусского автора, где она описана, и это уже сам по себе факт исторический. И пусть оригинальность произведения стали отрицать сразу же после его первой публикации в 1852 году и отрицать, надо признать, весьма основательно. Но что же делать? «Задонщина» есть, а критиков XIX века уже нет.
Уверен, что то же будет и с «Архипелагом ГУЛАГ» Солженицына, вокруг которого сегодня историки новой генерации сломали уже не одно копье, доказывая, что «все было не так». Пройдет время, и будет написано сто «аргументированных и подтвержденных документами» версий этого трагического периода нашей истории, и каждая, уверен, будет убедительнее предыдущих. Но в сознании всех поколений этот период останется как «Архипелаг ГУЛАГ». Потому что, повторяю, в науке есть прогресс, а в литературе — нет.
Великие писатели иногда становятся великими историками. Карамзин, безусловно, более велик как историк, чем как писатель. Но я не знаю случая, чтобы великий историк стал великим писателем. Великими писателями становились врачи: Чехов и Булгаков. Но чтобы крупным писателем стал крупный историк — нет. Чиновники, боевые офицеры (их немало и в XIX веке, и ХХ), инженеры-судостроители (Замятин), мелиораторы (Платонов), да кто угодно — литература для всех открыта и не нуждается в профессиональном образовании. Но чтобы крупный, авторитетный, первого ряда историк «пошел в писатели» — это вряд ли. Филологи — да (от Тынянова до Водолазкина), а историки — нет. Историк, который уйдет в писатели, станет «предателем» науки, и она ему этого не простит.
У историков и писателей разные задачи. Объектом исследования литературы остается человек
Это не значит, что писатель лучше и выше историка. Может быть, как раз наоборот. Писатель еще должен дозреть до историка, как это было с Карамзиным, как это было с Пушкиным, развивавшимся от ранних лицейских стихов и романтической поэмы «Руслан и Людмила» до «Истории Пугачева». Это просто означает, что у исторической науки и литературы хотя и близкие, но разные задачи.
Главным объектом исследования литературы остается человек. И это может быть человек исторический, а может быть и неисторический. У литературы вообще своя История, в которой судьба человека может значить гораздо больше судеб целых народов. И эта История людям интереснее, чем та, о которой знают историки.
