В Воронеже обсудили провалы в исторической памяти россиян

Зачем нужны мемориалы на местах массовой гибели людей и как привлечь к ним молодежь, рассуждали в Воронеже участники конференции «Под знаком истины, а не пользы: память и беспамятство в современной России».

В Воронеже обсудили провалы в исторической памяти россиян

Дискутировали историки и педагоги, музейщики и общественные деятели, служители Церкви и просто активные люди из разных уголков страны. Для читателей "РГ" мы собрали ключевые сюжеты.

Провалы в памяти

— На перезахоронениях бойцов Великой Отечественной часто говорят — никто не забыт и ничто не забыто. Многое забыто. И многие, — констатировала завотделом поискового объединения "Дон", соорганизатор музея "История политических репрессий в Воронежской области" Евгения Попова.

Члены "Дона" 20 лет изучают места боев, в последние годы занимаются проектом "Берлинка — дорога на крови" в Каменском и Острогожском районе, где немцы строили секретную железнодорожную ветку руками советских военнопленных. Около 60 тысяч таких работников жило в концлагерях в нечеловеческих условиях.

— Они возвели 43 моста, один из которых стал самым высоким в Европе (среди деревянных), другой — самым длинным. При отступлении немцы все, что смогли, сожгли, но на спутниковых картах контуры дороги видны до сих пор, — рассказала Попова. — Сколько людей умерло при строительстве Берлинки, точно не известно. Мы подняли останки около трех тысяч человек. Тема не изучена, потому что раньше к военнопленным относились с подозрением. Историкам — приверженцам советской идеологии наши работы как кость в горле…

Когда уходят живые свидетели, люди начинают помнить только то, что отражено в учебниках, музеях и мемориалах. В Воронежской области есть памятники победам советских солдат и страданиям мирного населения. Но трагедия военнопленных (как и угнанных в Германию "восточных рабочих") по-прежнему в тени.

Не увековечена должным образом и память о пострадавших от политических репрессий. На окраине Воронежа, в Дубовке, где лежит до 10 тысяч расстрелянных, есть лишь несколько братских могил. В них перезахоранивают останки. Как правило, безымянные. На деревьях вокруг — ленточки и цветы. В массе своей воронежцы об этом месте и его истории не знают.

Парковка на крови

Впрочем, ситуация типичная.

— В Белгороде находится крупнейший на юге России памятник беспамятству. Это паркинг на месте тюрьмы ЧК, уничтоженной в 2017 году. Краеведы нашли план захоронений, выявили подлинные ворота 1930-х… Но уцелела лишь одна стена. Мы называем ее "стеной плача". Когда не обозначены места, где страдали невинные люди, память об этом исчезает, — считает руководитель интернет-сообщества "Сохранение историко-культурного наследия Белгородчины" Павел Альбощий.

По его словам, бывшие руководители местной милиции, участвовавшие в расстрелах, прославлены в книгах и ведомственных музеях. Один из убийц священномученика Никодима (Кононова) похоронен в Белгороде за Вечным огнем, наряду с жертвами белого террора.

— Фотографии начальников, запятнавших себя участием в репрессиях, висели на почетном стенде в городской тюрьме НКВД. Когда ее закрыли, все выбросили. Я на рынке по сто рублей скупил эти снимки — изучая гонителей, лучше понимаешь высоту подвига их жертв, — добавил Альбощий.

По его словам, в соседнем Курске дела с сохранением памяти обстоят лучше. В урочище Солянка, где в 1937-38 годах расстреляли две тысячи человек, останки жертв найдены и перезахоронены. К слову, поиски прошли еще в 1990 году — по инициативе областного управления КГБ. Мемориальную зону поддерживают в порядке.

Памятник-валун, часовня и поклонный крест обозначают место трагедии под Тулой — в Тесницком лесу. Там захоронено не менее трех тысяч репрессированных. Часть территории признана объектом культурного наследия. Благоустройство ее — открытый вопрос, признал руководитель местного отделения "Мемориала" Андрей Клочков:

— В 2017 году власти хотели убрать все памятные знаки, которые понаставили люди. Но, к счастью, их проект лег в стол. В лес приезжают случайные люди, паломники и небольшой костяк туляков, которые чтят память о жертвах террора. Чтобы "выйти к людям", мы устроили выставку в музее кремля.

Музеи совести

Как привлечь посетителей, думают и в тверском комплексе "Медное". Его создали на месте, где захоронено 11 тысяч жертв — крестьяне, священнослужители и поляки: полицейские, жандармы, пограничники, прокуроры.

— Они имели наделы в Восточной Польше, были арестованы в 1939-м и вывезены в девять лагерей на территории России. И если в Катыни поляков хотя бы на станции видели, то тверские чекисты сработали "чисто"! Никто не подозревал об этих узниках, а в 1940-м их ликвидировали, — сообщила историк, сооснователь музея в Медном Елена Образцова. — Приказ об этом получил Дмитрий Токарев — бывший пограничник, возглавивший городской отдел НКВД. Пятерых его предшественников расстреляли. Токарев сказал, что справиться будет трудно. Но ему помогли. За два месяца в Калинине убили шесть тысяч поляков.

Дмитрий Степанович дожил до 90 лет, пользуясь уважением как участник ВОВ (ликвидировал фашистскую шпионскую сеть), сообщила Образцова:

— Не показать его в экспозиции было бы странно. Есть там и портрет чекиста Василия Блохина, который приезжал лично расстреливать поляков, прихватив два чемодана вальтеров. Мы не стремимся обвинять. В областной книге памяти все имена даны одним списком: я считаю, некорректно отделять и проклинать, например, тех же работников НКВД, если они были репрессированы. Хотя реабилитированы среди них — единицы.

Даже при неснятом обвинении человек может быть вовсе не преступником, отметила Елена Образцова. Калининская область была три года оккупирована немцами. На них работала масса крестьян — за полведра обожженной пшеницы. Люди вынужденно становились старостами: переписывали население, собирали по деревням продукты, но никого не выдавали. И все равно были репрессированы. На 10 лет осудили солдата, который чудом выжил на фронте: в госпитале он рассказал анекдот про колхозы. Умер в лагере. Увы, ветераны отделяют от себя таких товарищей по фронту…

А самое печальное в том, что работа с молодежью в "музеях совести" может свестись к мероприятиям на нейтральные темы, подчеркнула Елена Образцова:

— Когда-то меня ругали за то, что я привозила в Медное самовары и прялки — хотела показать быт репрессированных крестьян. Теперь эти вещи используют для занятий с детьми. Масленицы, святки, уроки патриотизма… Только о репрессиях — ни слова.

Видео вместо камней

Традиционные памятники и церемонии зачастую не вызывают эмоций у нынешних школьников. Сотрудник пермского отделения "Мемориала" Иван Васильев столкнулся с этим на личном опыте:

— Камень, стела со списком имен — во многом это устарело. Мы делаем передвижные выставки, которые легко напечатать и развернуть в сельской библиотеке. Наш проект радушно принимают, приводят группами детей (иногда, конечно, только для галочки). Но и выставки — устаревший формат. Вместо толстой книги сегодня надо делать видео для YouTube.
Пермяки организуют волонтерские экспедиции по местам, где располагались лагеря. Записывают воспоминания, наносят точки на "Карту ГУЛага".

— Иногда вешаем таблички в поселках: тут же куда ни ткни — потомки репрессированных. Иногда — там, где никто не живет. Пусть такой знак увидит сто человек — туристы, рыбаки да охотники. Но они будут знать, что здесь творилось. На месте лагеря Створ, который существовал до 1972 года, создаем Музей без гида. В него заглядывают те, кто сплавляется по Чусовой на катамаранах. Люди видят, где была столовая, мастерские, морг и кладбище для зеков. Сами себе проводят экскурсию. Оставляют отзывы: от "Вася был здесь" до семейных историй. А те, кто приплыть в Створ не может, "гуляют" по нему с помощью онлайн-карты.

Прямая речь

Наталья Тимофеева, руководитель научно-образовательного центра устной истории (Воронеж, ВИВТ):

— В национальную память не включено много групп: кулаки, военнопленные, "восточные рабочие". В Германию угоняли простых деревенских женщин, которые после освобождения не смогли рассказать обществу о своей трагедии. Травма участников войны — не исследована. Большое количество наших сограждан живет с непроговоренной болью, передавая ее детям и внукам.

Сегодня немецкие историки работают в архивах, пополняя списки советских военнопленных, погибших в Германии. Следует и нам что-то делать! Наша экспозиция в Аушвице (Освенциме) — в ужасном состоянии. О советских военнопленных, которые не вернулись домой, в России не говорят. Маршал Жуков указывал, что только в Восточной Германии 91 тысяча захоронений наших солдат, в том числе массовых. В Штукенброке похоронено 65 тысяч пленных! В ФРГ признают, что борьба с болотами, строительство дорог и другие проекты были связаны с принудительным трудом советских граждан. А что об этом известно у нас?..